Рейн сидел за столом, локтем прижав к столешнице пергамент, который так и норовил скататься в трубку. Правой рукой он отщелкивал костяшки на счетах, добавляя число за числом к уже изрядной сумме. Уголки его рта опустились, указывая на глубокую сосредоточенность, а волосы совершенно растрепались (очевидно, потому, что он то и дело рассеянно их ерошил).

Арианна стояла на пороге и разглядывала мужа, пользуясь тем, что он не замечает ее. Стоило ей увидеть его, как она ощутила в себе нечто очень странное: трепет глубоко внутри,подобный легчайшему сотрясению, каким отзываются стены пещеры на громкий крик. Ей захотелось незаметно приблизиться и дотронуться до Рейна... нет, склониться из-за плеча, приподнять его лицо за подбородок и поцеловать в губы, чтобы разгладить вокруг них складочки озабоченности. Вот только в данный момент это было невозможно: лорд Руддлан принимал посетителя.

Она уже собиралась ускользнуть, не привлекая внимания, но тут Рейн поднял голову.

— А, это ты, Арианна. Подойди, познакомься с Симоном.

Жизнерадостный толстяк с кривыми ногами заковылял ей навстречу. Он был разодет в пух и прах, но самым поразительным была борода, пышно взбитая, умащенная благовониями и к тому же заплетенная в косички с помощью золоченых шнурков. Остроконечная желтая шапочка на голове и круг шелка цвета шафрана, нашитый на одежду спереди и сзади сказали Арианне, что перед ней еврей.

— Ах, ах, прекраснейшая леди Арианна! — воскликнул Симон, закатывая глаза и кланяясь с преувеличенным рвением (даже его дыхание благоухало маслом фенхеля). — Миледи, я много наслышан о вас, но должен признаться, что, как ни лестны слухи, они не передают вашей несказанной прелести, ибо лоб ваш белее лепестков жасмина, щеки нежнее и румянее яблоневого цвета, а губы... ах, ваши губы алее... алее весенних маков! — Тут его круглое лицо еще сильнее расплылось от удовольствия по поводу собственного красноречия.

— Я бы сказал, твои губы алее носа старого пропойцы! — прошептал Рейн, подходя и слегка наклоняясь к ее уху.

Неудержимая веселость заставила Арианну с силой сжать зубы, чтобы не расхохотаться в лицо гостю.

— А лоб белее брюха снулой рыбы...

На этот раз смех совсем было сорвался с губ. Чтобы прекратить эти бестактности, Арианна незаметно ткнула мужа кулаком в живот — и застала врасплох. Рейн закашлялся, выпучив глаза. У него был вид человека, который вот-вот задохнется, и на лице Симона отразилось живейшее беспокойство.

— Ах, милорд Рейн, как же сильно вы простужены! Болеть летом — самое распоследнее дело. Человек не обращает на кашель внимания, ан, глядишь — он уже и в могиле! Хочу посоветовать вернейшее средство: накладывать примочки из жира висельника. Прекрасно очищает кровь!

Тут уж Арианна не выдержала и засмеялась. Средство, предложенное Симоном, и в самом деле широко применялось, но Рейн, похоже, впервые слышал о нем, потому что содрогнулся и округлил глаза. На случай, если ее неуместная веселость обидела гостя, Арианна решила сделать ему комплимент.

— Какая у вас роскошная борода, почтенный сэр!

— Вам нравится? — Очевидно, Симон и сам восхищался бородой, потому что огладил ее с гордостью. — Насколько мне известно, такова последняя мода при французском дворе. Разумеется, ни один придворный не осмелится иметь бороду более внушительную, чем у короля. Вы понимаете меня? Это может обойтись слишком дорого: можно лишиться и бороды, и головы разом.

Еврей расхохотался так громко, что у Арианны заложило уши.

До сих пор ей не приходилось встречать представителей этого необычайного народа, но она слышала немало леденящих кровь рассказов. Однако, за исключением холеной бороды и золотых зубов, в Симоне не было ничего зловещего. Арианна даже нашла его приятным и довольно занятным в беседе. Как-то не верилось, что он способен выкрасть христианского младенца, чтобы пролить его кровь в каком-нибудь ужасном ритуале.

Впрочем, одна заведомо отрицательная черта в Симоне все же была: он ссужал деньги под проценты и поэтому был грешником с точки зрения католической церкви. Арианна задалась вопросом; какие дела могут быть у Рейна с таким человеком?

Когда ростовщик удалился под аккомпанемент своего громоподобного смеха, Рейн вернулся к столу и снова взялся за счеты. Он перекинул еще несколько костяшек и нахмурился, потирая висок пальцами, запачканными углем. Однако Арианну уже не так легко было сбить с толку. Она достаточно знала мужа, чтобы сообразить, что означают его потемневшие глаза и обострившиеся скулы. Что-то сильно взволновало его, но что? Рейн хмурился и покусывал нижнюю губу, но вопреки всему этому ее вдруг охватила сильнейшая потребность, чтобы он обнял ее и поцеловал (очевидно, беременность влияет не только на тело женщины, но и на ее разум, решила Арианна).

— Милорд, неужели этот человек приходил, чтобы ссудить вам денег?

— Да, дьявол его забери! Представь себе, мне пришлось пообещать в виде процента свою душу!

Арианна ахнула. Рейн засмеялся, встряхнул счеты и бросил их на стол.

— Ну что ты, что ты! Я просто пошутил, хотя в шутке и есть доля истины. Проценты этот плут дерет зверские.

— Неужели мы настолько бедны, что должны занимать деньги на пропитание? В таком случае я обращусь к отцу и...

Рейн приложил палец к ее губам. Прикосновение было теплым и ласковым, и ей с трудом удалось удержаться от поцелуя.

— Мы не бедны, Арианна. Симон просит большие проценты, но только он может ссудить ту сумму, что мне нужна. Я задумал построить замок.

— Замок? — переспросила она озадаченно. — Ты собираешься строить замок? Здесь, на землях Руддлана? Но для чего?

— Ты сыплешь вопросами, как небеса градом. Передохни хоть минуту, и тогда я смогу все тебе рассказать.

Он подвел Арианну к раскладному столу у окна. На нем был расстелен и придавлен с четырех краев самый тонкий свиток пергамента, который ей только приходилось видеть. Сеть трещин — признак немалого возраста — покрывала его, и даже издалека можно было ощутить залежалый, плесенный запах (который обычно бьет в нос, если открыть сундук с одеждой, много времени простоявший на сыром чердаке).